Дача и дачники в русском представлении Т.В. Цивьян
    Это сообщение - продолжение темы "Дачи и дачники", которой была посвящена международная конференция "Summerfolk - Дачники", прошедшая в конце августа - начале сентября 2006 г. под Петербургом в поселке Репино (б. Куоккала). Она была организована институтом мировой культуры МГУ и Александровским институтом Хельсинки при участии Хельсинкского университета, Финского университета в Санкт-Петербурге, Бергамского университета, Тартуского университета и других учебных и научных учреждений стран Балтии. Соответственно, материал был в основном прибалтийский, хотя предложенная программа была гораздо шире:
    1) история возникновения дачи как бытовой и культурной реалии;
    2) история слова, обозначающего это понятие;
    3) отражение этого феномена в литературе и искусстве; формирование и эволюция образа дачи и дачника в русской литературе, сопоставление с другими литературами;
    4) формирование дачного текста (включая дачный словарь), влияние географического и инокультурного фактора на его формирование;
    5) функционирование дачи и дачного текста в разные эпохи (императорскую, советскую и постсоветскую);
    6) дачные мемуары
    7) развивающийся феномен дачничества
    Программа самой конференции, сложившаяся из предложенных докладов, дала дополнительные повороты темы:
    Дачи как реалии и как культурологический и семиотический феномен
    Пространство дачи: бытовое, игровое, детское и т. п.
    Дача/курорт как сцена
    И в заключение конференции прозвучал пленарный доклад автора единственной монографии о русской даче Стивена Ловелла, преподавателя King's College London (Stephen Lovell. Summerfolk: A History of the Dacha, 1710-2000. Cornell University Press, 2003), под названием "Why dachas matter?", исследующего "where the summerfolk belong in the historiography of modern Russia" и предложившего проблемы для обсуждения: "Should dachas cause us to modify widely held views of Russia's social and cultural history? Is dachavedenie a branch of Lotmanian semiotics or kraevedenie, or can it be more than that? What can cultural historians learn from economic historians and anthropologists, and vice versa?"
    При всей широте и разнообразии тем, лейтмотив докладов был один: дача - это исключительно русское явление1.
    Дача - "загородный дом для летнего проживания" (Ожегов), словарное определение нейтрально, но само слово, не переводимое на другие языки, а только транслитерируемое, в конце концов приводит к концепту, укладывающемуся в русскую модель мира. Характерно, что именно с "уникальности слова" начинается укоренение дачи как концепта и как знака русского. При этом действует классическая схема самоописания через "чужое зеркало": дача является знаком исконно русского потому, что у иностранцев ничего подобного нет, следовательно, они не могут понять сакральной сути дачи, и, следовательно, дача - еще одно слагаемое загадочной русской души. А можно сказать со всей определенностью, что когда возникает тема русской души и ее загадочности, речь идет о семиотическом конструировании своего образа в противопоставлении чужому, т.е. о русской модели мира.
    Приводимые далее примеры число их может быть легко умножено), взятые из СМИ иллюстрируют русское самоописание и самосознание сквозь призму дачи.
    В горбачевские времена западные корреспонденты и пресс-службы ломали голову над непереводимыми политическими русицизмами "перестройка", "ускорение" и "гласность". ............