Часть полного текста документа:Дадаистская хаотология. Семантические цинизмы Петер Слотердайк 1. Вокруг огненного шара бешено носится комок грязи, на котором продают дамские чулки и оценивают Гогенов... Пинок - космосу! Да здравствует Дада! Вальтер Зернер. Окончательное раскрепощение (1918-1920) Мы вправе развлекать себя как угодно - звуками, формами, цветами, шумами; но все это - та прекрасная чушь, которую мы осознанно любим и изготовляем,- есть чудовищная ирония, как и сама жизнь; точная техника окончательно постигнутой бессмыслицы как смысла мира. Рауль Хаусманн. Немецкий обыватель сердится Гиндендорф, Люденбург - это отнюдь не исторические имена. Есть только одно историческое имя: Баадер. Иоганнес Баадер. Реклама меня самого Пусть живет все, но лишь одно должно исчезнуть раз и навсегда - бюргер. Рихард Хюльзенбек С возникновением Дада на сцене появляется первый неокинизм XX века. Его атака направлена на все, что принимает себя "всерьез", будь то в сфере культуры и искусств или в сфере политической и буржуазной жизни. Ничто другое в нашем столетии не поражало с такой злостью еsprit de serieux, как беглый дадаистский огонь по нему. Дада по сути своей не течение в искусстве и не течение в антиискусстве, а радикальная "философская акция". Он развивает искусство воинствующей иронии От буржуазного "института искусства" (Петер Бюргер) Дада требует только одного: того мотива, который обеспечил искусствам в буржуазный век их философский момент,- момент аморалистской свободы выражения. Однако искусство давно уже перестало быть тем, что оно некогда представляло в своей сущности и на неокинической первоначальной фазе времен его возникновения (то есть на стадии буржуазной "Бури и натиска" в XVIII веке),- оно уже перестало быть той средой, в которой находит свое выражение "истина". То, что предстает перед взором дадаистов, оказывается искусством эстетским, искусством для искусства, которое относится к себе самому с убийственной серьезностью и пиететом, превращаясь в замену религии и в средство для приукрашивания "уродливой буржуазно-капиталистической действительности". Поэтому для дадаистов суть дела состоит именно в том, чтобы восстановить философский импульс искусств - их волю к истине - в противовес гипертрофированному разрастанию в них эстетики, изысканного изящества и далекого от жизни суетного тщеславия. Осуществляя свой переворот, они приравнивали искусство к тому, что тогда презрительно именовалось "ремесленничеством от искусства", к тому преуменьшающему серьезность всего украшательству, которое шло навстречу потребностям "обывателя" в увеселениях, развлечениях и в отвлечении от действительности. В противоположность этому действительность имела для представителей авангарда вкус самой что ни на есть сырой и грубой негативности, и именно это объясняет, почему мирные и антимилитаристски настроенные дадаисты Цюриха в 1916 году (почти все без исключения - эмигранты из воюющих стран) причисляли к своим врагам даже пацифистов - по той причине, что последние, будучи постыдно нереалистичными, противопоставляли реальности голый идеал мира. Здесь впервые проявляется почерк кинического модерна: сказать "Да" действительности как действительности, чтобы оказаться в состоянии нанести пощечину всему, что является всего лишь "прекраснодушным мышлением". ............ |