Конец истории - начало человека: о влиянии стратегий Маркса на современную философию Д.А. Ольшанский
    Многие теоретики ХХ века охотно согласились с Кожевом, который утверждал, что конец истории есть собственно конец Человека [1]. Вероятно, это верно для системы Гегеля, а для Маркса вывод прямо противоположен: конец истории приносит полноту бытия и знаменует торжество истины. Поэтому вряд ли знаменитый спор об анти-гуманизме 1965-66 был инициирован Марксом, который связывал конец истории, скорее, со смертью субъекта, а не со смертью человека, и уж никак не отождествлял конец истории с завершением бытия. Следует, скорее, согласиться с Деррида, который полагает, что именно Маркс задал новое мироощущение в предвкушении конца мира. Поэтому не удивительно, что человек эпохи модерна (конца 19-начала 20 века) жил (живёт) в завершающейся истории, и это ощущение не только было артикулировано некоторыми художественными течения как "fin de siecle", но и сформулировано многими философами как "смерть Бога" (Ницше), "смерть субъекта" (Ж.-Ф. Лиотар), "смерть автора" (Р. Барт), "конец истории" (Ф. Фукуяма [2]), "смерть языка" (Р. Рорти) и наиболее обсуждаемый из всех проект "ликвидации человека" (К. Леви-Стросса [3]) или "смерти человека" (М. Фуко [4]). В этом ряду можно назвать и более современные и менее набившие оскомину кончины: "конец демократии" (Жан-Мари Геенно), "упадок идеологии" (Алэн Дюамель), "сумерки долга" (Жиль Липовецкий), "конец литературы" (Даниэль Сальнав), "конец школы" (Пьер Барнли), "упадок индивидуализма" (Мишель Маффесоли), "конец труда" (Джереми Рифкин [5]), "конец социального" (Жан Бодрийяр [6]), "затмение общества" (Алэн Турен), наконец, "конец прогресса" (уже упоминавшегося Лиотара). На этом перечисление усопших можно приостановить, тем более что торжество "варварского социализма" (в версии Мишеля Анри) или "общества пустоты" (у И. Бареля) или "тела без органов" (в варианте Ж. Делёза) сегодня достигло апогея. Все эти факты стоят в одном ряду или все они явились модификациями одного и того же последовательного движения к концу истории, заданному, как казалось, Марксом, поэтому нельзя не согласиться с Фуко, что "бог и человек умерли одной смертью" [7]. Проект "fin de siecle", в отличие от большинства модернистских проектов, может считаться состоявшимся, ведь сегодня, кажется, завершилось уже всё, что только могло или должно было, по мнению теоретиков века предыдущего, покинуть этот мир. Но "конец века" полностью наступил лишь на исходе века ХХ, когда жанр глобальных сумрачных прогнозов, по мнению Марка Анжено, прочно вошёл во французскую интеллектуальную литературу начиная с 1980-90-х годов. И даже сегодня не наблюдается пресыщенности некрофилией и спада интереса к отрицанию и разрушению: критика деструктивного постмодернизма сменяется новыми смертями, которые, правда, принимаются без особого сострадания, очередные попытки вернуться к прекрасной старине и возродить гуманизм и философию субъекта гаснут в новых волнах убийств. Болезнь века, как определяет её Делёз, есть болезнь конца века. И болезнь эта до сих пор не изжита, как бы того ни хотели те или иные критики. Та быстрота и лёгкость, с которой интеллектуалы ХХ века расстались со всем тем, что накапливалось философской традицией, свидетельствует о том, что кончины эти не редко были мотивированы не необходимым движением мысли, а прагматическим авторством: интерес вызывает не собственно то, что ещё вымерло, а кто об этом первым написал и поставил свой копирайт. ............