Несколько страниц в защиту Клеопатры А.М. Петров (исторический источник и литературная несправедливость)
    Третий акт, седьмая сцена трагедии Шекспира "Антоний и Клеопатра". Дело происходит в 31 году до нашей эры в лагере Антония близ Акциума, накануне морского сражения с Цезарем Октавианом. Царица птолемеевского Египта Клеопатра подбадривает возлюбленного:
    Мои галеры,
    Все шестьдесят, как на подбор, сильней,
    Чем Цезаревы 1.
    Антоний в ответ называет ее богиней моря ("моей Фетидой") и с явным душевным облегчением принимает решение:
    Пора нам на корабль...
    Десятая сцена взрывается катастрофой. Клеопатра, как известно, не выдержав перипетий боя, уводит свой флот. У Шекспира это звучит так:
    Конец, конец, конец! Нельзя смотреть!
    ............... флагманское судно
    Египта - наутек, и вслед за ним
    Все шестьдесят! Я со стыда ослепну.
    О боги и богини и весь сонм
    Небесных сил!
    Итак, поражение, разгром, крушение всего. С этого момента в пьесе все дышит безысходностью:
    Пропало все. Египтянка-злодейка
    Сгубила нас.
    ..........................................................
    Раздула парус и - во все лопатки.
    Задравши хвост, кобыла!
    И это только самые мягкие эпитеты, которыми по ходу действия награждается виновница. Как ее только не называют: "заводская кобыла", "египетская мразь", "бездельница", "пятно на всем отродье женщин".
    Атмосфера сюжета непрерывно нагнетается драматургией агонии. Петля Октавиана все затягивается. Героя и героиню, как диких зверей, загоняют в угол. Они ничего действенного не предпринимают - кролики перед удавом. Единственное, на что способна крольчиха, - лепетать какие-то жалкие мольбы о пощаде. Как и положено "бездельнице", она растерялась и опустил а руки...
    Но Шекспир ради создания столь грандиозной картины беспримерного женского коварства заметно погрешил против исторической истины. Он пользовался добротным античным источником - "Сравнительными жизнеописаниями" Плутарха 2, однако там многое выглядит по-другому. Он гениально отсек ненужную ему ветвь рассказа, дабы довести сюжет до виртуознейшей простоты положений: вот, мол, результат доверия к дамской (скажем по-современному) ментальности.
    В итоге бессмертное перо гения образом Клеопатры посадило еще одно родимое "пятно на всем"... женском роде. А такое, согласитесь, не могло не войти в умонастроения не самой худшей части человечества (во всяком случае, читающей его доли) еще одним элементом алгоритма опаски, когда предстоит оценить обстоятельства дела, в котором будет участвовать женщина. (Уж не отголоски ли этого мы можем услышать даже в попсовом мотиве двустишия Иосифа Бродского: "Не смотри в глаза мне, дева: / все равно пойдешь налево". - "Представление".)
    В действительности же Клеопатра слыла не только красавицей (вопреки монетным профилям), модницей (Лукан восхищается: "Белые груди ее сияют под тканью, /сотканной китайским станком..."), но и оказалась умницей, причем энергичной и деятельно здравомыслящей в самой отчаянной ситуации, о чем и сообщает Плутарх в той, отсеченной, ветви его повествования.
    После того как 2 сентября 31 года царица оставила акваторию битвы близ берегов западной Греции и повернула свой (!) корабль (ведь не мыши испугалась женщина, а непобедимого и беспощадного Рима) и вскоре вслед за ней, малодушно бросив войска, последовал Антоний, она, по возвращении в Египет, решила сложную задачу: как вырваться из ловушки, которую им расставил Октавиан. ............