Поэтические игры с пустотой московского концептуализма (эксперименты Д.А. Пригова) Н.Р. Суродина
    Для концептуальной эстетики огромное значение имеют категории "неизвестного", "неопределенного", "ничто", "пустоты".
    Вся современная русская поэзия пишет о пустоте. Поэты же московского концептуализма пишут пустотой языка, что метафорически обозначается как "драматургия предмета и языка его описания" (Пригов Д.А.).
    Кроме того, каждый из трех признанных критиками поэтов-концептуалистов оперирует собственными игровыми приемами выражения пустоты в поэтических произведениях: Д.А. Пригов - структурным (тавтология, повторы, сбив ритма и т.д.);
    Л.С. Рубинштейн - семантическим и стилистическим (игра с молчанием, паралогические связи); Т. Кибиров - прагматическим (штампы, клише).
    Д.А. Пригов разворачивает собственный космос и оригинальную мифологию, в которых ключевое значение имеют "пустые формы и оформленная пустота". Немаловажно в этом отношении, что Пригов определяет постмодернизм как "застывшее, зависшее время", видя его черты в "эклектичности, цитатности, отсутствии предпочтительной аксиологии, позиции и языка".
    Точно замеченное Б. Гройсом выстраивание некоего "запредельного пустого пространства" опирается на несколько характерных для приговских текстов поэтических приемов:
    1) Намеренно сбитый ритм и рифмовка одних и тех же слов, в результате чего смысл высказывания сводится к удвоению исходной посылки:
    Народ он делится на ненарод
    И на народ в буквальном смысле...
    Народ с одной понятен стороны
    С другой же стороны он непонятен...
    Причем это удвоение подчеркнуто избыточно. Избыточность часто оказывается внутренне пустой, тавтологичной. По М. Хайдеггеру, тавтология таит в себе "несказанное, непродуманное, неспрошенное".
    2) Приемы квазириторики и банализации в целой серии "Банальных рассуждений" ("на тему: Не хлебом единым жив человек"; "на экологическую тему"; "на тему свободы" и т. д.) обнаруживают свою иррациональность через предельную рационализацию и полную предсказуемость. Такая "ожиданность" открывает в стихотворении вакуум смысла.
    3) Вневременность и внепространственность приговского мифа:
    Вот великий праздник праздничный
    У окошка я сижу
    В небо высшее гляжу
    И салют там вижу праздничный
    А над ним цветочек аленький
    Невозможный расцветает
    Следом сходит Будда маленький
    Всех крестом благословляет
    Тут же наступает тьма
    Как кошачий орган жуткий
    На коротком промежутке
    Все срывается с ума -
    Бьется, рвется, цепи гложет
    Пропадает, но не может
    Только я сижу здесь маленький,
    Словно тот цветочек аленький
    Нетленный.
    Авторский выход за границы времени и пространства (реальных и иллюзорных) приводит к искажению реальности ("Что-то воздух какой-то кривой"). Поэтому поэтические миры Пригова переполнены снами, полуснами, сакральными событиями:
    Такой бывает вечер беспричинный
    Особо в нашей средней полосе
    Когда вдруг исчезают все
    Все эти женщины-мужчины
    Все эти знаки различенья
    И над землею на весу
    Гуляют ангелы внизу
    Исполненные среднего значенья
    Средней полосы нашей
    4) Косноязычие: "мня", "блазнит и манит", "гиб и страдал" и т. ............