Памяти Мухиной Михаил В.А.
    Мне пришлось встретиться с В. И. Мухиной сорок лет тому назад, когда я только начинал читать на скульптурном факультете Вхутеина. Я очень робел тогда, так как осознавал свою недостаточную подготовленность. В те времена каждый историк искусства не очень-то знал, что ему делать во Вхутеине, где молодежь готова была отвергнуть все художественное наследие. Меня глубоко тронуло внимание, с которым Вера Игнатьевна отнеслась к моим первым шагам. Уже много позднее, когда она стала общепризнанным советским мастером, а мы, как современники ее, гордились ею, радовались ее признанию, ждали от нее новых успехов, она запросто приходила на лекции, которые читались о скульптуре, и делилась своими планами. Уже совсем незадолго до кончины, тяжело больная, она нашла время прочесть мою статью в защиту художественного наследия, позвонила ко мне, сказала несколько одобрительных слов и заключила свой разговор словами: "Будем друзьями". Это были ее последние слова. Я вспоминал о них, когда уже поздно было на них ответить.
    Прошло много лет с нашей первой встречи. Искусство Мухиной прочно вошло в историю советского искусства. Ее наследие широко известно, о ней много написано, образцово изданы и ее высказывания о скульптуре ("В. И. Мухина". - Литературно-критическое наследие, т. I-II, М., 1960.). И потому нет необходимости повторять то, что о ней общеизвестно. И когда я думаю о том, как дружески ответить на ее последние слова, мне хочется помимо всемирно прославленных "Рабочего и колхозницы", назвать несколько других ее произведений, которые до сих пор еще недооценены по достоинству. Говоря о Мухиной, хочется избежать той искусствоведческой латыни, которой мы часто злоупотребляем: "пластическая идея", "предельный лаконизм форм", "гармоническая цельность", "пластическое богатство движения", "пластическое чувство современности" и т.д. и т.д. Нельзя сказать, что эти термины и выражения лишены всякого смысла. Но лучше обойтись без них, и хотя это потребует от нас некоторых усилий, они будут искуплены тем, что мы избежим банальных словесных штампов.
    Вера Игнатьевна, начал бы я, меня очень огорчает, что ваша небольшая статуя "Ветер" (1926-1927), одно из ваших ранних произведений, в наши дни находит себе мало признания. Мне кажется, что эта работа - ваша большая удача.
    Конечно можно предвидеть, что мне возразят: разве эта коренастая фигура красива ? Женское тело должно быть более стройно. Таким мы его видим в искусстве греков и Возрождения. Чем же может обогатить эта статуя зрителя? Ветер готов ее опрокинуть, а она, оказывая ему сопротивление, подняла руки и широко расставила ноги. Что за отталкивающая поза!
    С подобной критикой трудно согласиться. Отпарировать ей сакральными словами - "пластика", "пластическое" - недостаточно. Во всяком случае, статуя эта очень привлекательна. Ее жест не лишен красоты. Оказывая сопротивление ветру, тело живет повышенной жизнью. Ведь скульптура через одну фигуру может дать понятие об очень многом. Фигура "Ветер" поставлена таким образом, будто она овладевает пространством. Тело, как пружина, которую можно согнуть, но которую нельзя сломать. Форма лепится, растет, наполнена, поверхность ее не заглажена. Вспоминается известная гравюра Домье "Бедная Франция", могучее дерево, которое не может вырвать налетевший вихрь. ............