С.Б. Козинец

Педагогический институт Саратовского государственного университета, кафедра начального языкового и литературного образования

В настоящей статье ставится проблема изучения словообразовательной метафоры в диахронии, в частности, рассматривается динамика её развития в истории русского языка. К словообразовательным метафорам (далее: СМ) мы относим производные слова, которые связаны со своими производящими отношениями метафорической мотивации1, т.е. семантика производящего подвергается в деривационном акте образному переосмыслению: нога – подножие, пружина – пружинистый, чугун – чугунеть, ёж – ёжиться и др.

СМ, в отличие от лексической, не изучалась специально в историческом аспекте. Исследование лексической метафоры в диахронии было предпринято Л.В. Балашовой2. Она установила, что «на всех этапах развития языка метафорическая система функционирует как динамическая система, обладающая достаточно четкой (хотя и вариативной, во многом потенциальной) структурой»3. Очень важную мысль о «динамичности» системы мы решили проверить на материале СМ. Таким образом, задачей нашего исследования было выявить основные закономерности формирования словообразовательной метафоры как особой подсистемы метафорической системы языка. Для этого необходимо было рассмотреть ее развитие в диахронии – с XI по XX в. включительно. Предварительный хронологический анализ СМ подсказал нам соответствующую периодизацию материала: 1) XI –XVII вв., 2) XVIII в., 3) XIX в., 4) XX в.

Древнерусский язык (XI–XVII вв.) Строго говоря, указанный временной период включает два: древнерусский (XI–XIV вв.) и старорусский (XV–XVII вв.), однако наш материал позволяет объединить их под одно общее наименование, поскольку характеризуется заметным единообразием в данный временной отрезок.

Древнерусский период характеризуется слабой активностью в образовании СМ: нами зафиксировано всего 77 производных.

Количественное соотношение слов разных частей речи примерно одинаковое.

Существительные: имена лиц: белоручка, безсребрьникъ, доухоборьць, кровопиица, крохоборъ, наушникъ, отъщепеньць и др.; наименования предметов: сердечникъ, пожитъкъ; отвлеченные имена: издержки, остроумие, отъщепенство, окаменение, раболепие, скотьство.

Прилагательные: обозначающие физические характеристики предмета: едкий, приземистый, сухорукыи; обозначающие характер человека: безмозглыи, безотвязныи, безчеловечьныи, остроумныи, пронырьливыи, раболепныи,; характеризующие отвлеченный предмет: безличьныи, безоглядныи, неудьржимыи, неуклоньныи, сладкогласныи.

Глаголы: глаголы уничтожения и траты: издьржати, ижитися, изгладитися, разъедати; состояния: възиграти, насладитися, одеревянети, оцепенети; отношения: избегати, обезславити, притесняти; психического воздействия: възкрилити, уести, усладити.

СМ, образовавшиеся в древнерусский период, имеют следующие особенности.

Во-первых, в основном все они служат для характеристики человека, его внутренних качеств, особенностей поведения, состояния. Таким образом, уже в древнерусском языке словообразовательная метафора была противопоставлена лексической своим ярко выраженным антропоцентризмом: лексическая метафора активно развивалась и в сфере «вещного мира»4.

Антропоцентризм словообразовательной метафоры древнерусского периода проявлялся и в том, что в качестве производящих основ выступали в подавляющем большинстве слова, так или иначе связанные с человеком: наименования лица и соматизмы – раб, человек; рука, голова, сердце, кровь, лицо, мозг; слова, выражающие духовную сферу человека: ум, дух, слава; прилагательные восприятия: сладкий, острый, тесный, глухой, черный; глаголы бытия, состояния, движения, деятельности – жить, любить, ведать, есть, бегать, взойти, подвигаться, повернуть, нести, бороться, играть, проломить, отщеплять. ............