Дмитрий А. Пригов из Художественного журнала № 28-29 ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ N°28-29 Дмитрий А. Пригов Конец 90-х - конец четырех проектов Х. Ж.: Как-то - как раз в самом начале 90-х годов - вы обронили фразу: "В тот момент, когда я, столкнувшись с новым художественным явлением, скажу, что это - не искусство, в этот момент я пойму, что я - стар". С этого можно и начать наш разговор. Есть ли сегодня, в конце 90-х годов, такое явление, посмотрев на которое вы хотите сказать, что это - не факт искусства, не факт культуры? Д. А. Пригов: Пока все действующие в пределах России художники мне, честно говоря, понятны. И это свидетельство того, что мы, по всей видимости, живем в пространстве некоего, как черная дыра сужающегося эона, за пределы которого привычными методами, привычной рефлексией вырваться невозможно. Мне представляется, что сейчас мы являемся свидетелями конца нескольких больших проектов. Во-первых, это проект Возрожденческого искусства, т. е. проект искусства авторского, развивавшегося во времени, где автор последовательно ассоциировался то со школой, то с направлением, то со стилем, жанром, колоритом и т. п. В наше время все свелось просто к подписи, к тавтологии: автор - это автор. Так авторский проект оказался прижатым к последней антропологической утопии. Точно так же кончился и Просвещенческий проект, устремленный к обретению неких всеобщих позитивных типов художественного языка. Оказалось, что единственное, что есть всеобщее - это автор с его антропологическими признаками. В-третьих, кончился и большой проект Авангардного искусства, который предполагал, что автор и каждое новое поколение выходят в мир и в культуру с некими новыми открытиями. Культура, естественно, поначалу говорила: "Нет". Потом, попривыкнув, соглашалась и говорила: "Да". Сейчас же, кто бы ни выходил на авансцену, культура его спрашивает: "Ты художник?" - "Художник". - "Тогда - говорят, - все нормально. Даже смотреть не будем - искусство". Именно поэтому, не имея в наличии всевозможных квалифицирующих и ранжирующих способов определения художников, нынешняя культура породила такое множество мощных легитимирующих институций, которые, собственно, и назначают художников, наделяя их правом значимой подписи. Интересно, что возрастание их количества вполне совпадает с возрастанием числа всевозможных сервисных и медиационных служб и институций в обществе и экономике, резко меняя привычную пропорцию их соотношения с прямым производством материальных ценностей. Наконец, в-четвертых, исчерпал себя и проект Романтического искусства и Романтического художника - медиатора между земным и небесным, медиатора между каким-то внутренним, таинственным существованием языка и языком профаническим (типа Хлебникова) или между некой скрытой социальной силой и, скажем, толпой (типа Маяковского). Сейчас ясно, что автор просто медиатор между всем и всем. Оказалось, что не важны полюса, между которыми он медиирует, потому что он быстро меняет свои векторы. Оказалось, что медиаторность тоже прижата к институализированному художнику в его антропологической наготе. Причем все эти четыре проекта пребывают сегодня в состоянии постоянного сжатия. Если мы и видим ныне что-то новое, то это (может, это мои старческие домыслы) есть не что иное, как некое отражение нашего сужающегося, экранированного мира. Новое, если сказать иначе, это монструозное переплетение отраженного старого. ............