Эдит Хэйбер. "Ведьма" Тэффи: мифология русской души
    Teffi herself considered the collection Ведьма (Berlin, 1936) among her best things. Recalling proudly in a late autobiographical note how it was praised highly by Bunin, Kuprin and Merezhkovskii, she adds: "В этой книге наши древние славянские боги, как они живут еще в народной душе, в преданиях, суевериях, обычаях, все, что встречалось мне в моем детстве в русской провинции"1. The key words here, I believe, are "живут еще в народной душе"; in other words, the "славянские боги" in Ведьма join to form not so much an externalized mythological system, as what one may call a mythology of the Russian psyche. That Teffi is recalling specifically Russian phenomena is evident from the beginning of the title story: "Иностранцу, само собою разумеется, рассказать об этом совершенно невозможно - ничего не поймет и ничему не поверит. Ну, а настоящий русский человек, не окончательно былое забывший, тот, конечно, все сочтет вполне достоверным и будет прав"2.
    Fantastic stories generally fall into two categories: one in which supernatural forces indeed operate, the other where a rational explanation is given at the end - the protagonist has been dreaming, someone was playing a trick, etc. What is unusual and striking about Teffi's uncanny tales is that they fall into neither of these categories. Some strange events occur, which simple folk interpret as the intercession of unclean spirits, but the events are never unambiguously supernatural, and Teffi doesn't force us to admit the existence of various нежить. At the same time, however, no more plausible explanation is given and the reader therefore is left in a state of disturbing uncertainty: is the supernatural really involved or is this merely some weird coincidence? A clue to Teffi's method is provided by the remarks of the narrator of "Собака":
    "Я вообще считаю, что чудесных историй на свете гораздо больше, чем мы думаем. Надо только уметь видеть, уметь проследить настоящую нить событий, не отметая сознательно то, что нам кажется невероятным, не подтасовывая фактов и не навязывая им своих объяснений.
    Часто люди склонны видеть чудесное в пустяках или вообще там, где все обычно и просто, любят припутать какие-нибудь свои предчувствия или сны, которые они толкуют соответственно случаю, так или иначе. Другие же, трезвые натуры, наоборот, очень скептически относятся ко всему необъяснимому, разбирая и объясняя истории, лежащие вне их понимания.
    Я не принадлежу ни к тем, ни к другим, объяснять ничего не собираюсь, а просто честно расскажу, как все было, все, начиная с того начала, которое я сама началом считаю" (295-96).
    The sober tone of the passage quoted above is very characteristic of this book of uncanny tales. Teffi on the whole eschews the usual techniques of gothic fiction; her stories are understated and restrained, and the narrators usually convince the reader of their level heads and calm natures. The stories generally create an atmosphere of prosaic, even boring, everyday life, into which some strange occurrences intrude, disturbing the placid surface.Such a treatment of the uncanny fits well into Teffi's vision of the world as it emerges from an examination of the totality of her writings, especialle her late works. In generally, Teffi looks upon our seemingly rational and rather boring everyday life as a sort of artificial screen, which only serves to conceal the chaos beneath. As she writes elsewhere:
    "Дело в том, что мы живем в двух планах! Один план - это наша бесхитростная реальная жизнь. Другой - весь из предчувствий, из впечатлений, из необъяснимых и непреодолимых симпатий и антипатий. Из снов. У этой второй жизни свои законы, своя логика, в которых мы неответственны. Вынесенные на свет разума, они удивляют и пугают, но преодолеть их мы не можем"3.
    In Ведьма she gives us instances of the appearance of these underlying irrational forces, which can be given supernatural interpretation.
    A good example of this is the title story, "Ведьма". The narrator, described as an "очень уважаемая дама" (198), tells of an odd occurrence in her past, when she was nineteen years old and living with her husband and year-and-a-half old daughter in a small town in the steppes4. The town is an extremely boring, dreary place: "И скучное же было место этот самый городишка! Летом пыль, зимой снегу наметает выше уличных фонарей, весной и осенью такая грязь, что на соборной площади тройка чуть не утонула, веревками лошадей вытягивали" (198).
    The servants are as awful as everything else, but the narrator seems to be lucky with her maid, Ustiusha. ............