Ранчин А. М.
Историк П.М. Бицилли, исследовавший средневековую историографию и истоиософию Запада, заметил в них господство “убеждения в вечной повторяемости исторических событий, так что в сущности одно и то же всегда возобновляется, и этим достигается полная “гармония” между великими историческими периодами” (Бицилли П.М. Элементы средневековой культуры. СПб., 1995. С. 166). Это наблюдение в полной мере справедливо и для древнерусского летописания. Многочисленные примеры соотнесения событий, проявляющиеся в сравнениях деяний правителей прошлого и настоящего, содержит “Повесть временных лет” (далее сокращенно — ПВЛ). Наиболее значимые уподобления и аналогии обнаруживаются в повествовании о крещении Русской земли князем Владимиром Святославичем. Это естественно, так как крещение для летописца является событием, преображающим Русь, первоистоком ее совершенно новой, христианской истории. Деяние Владимира, согласно христианским воззрениям, отраженным в ПВЛ, определяет судьбу Руси — и в этом отношении приравнивается к выбору Константина равноапостольного, просветившего Римское царство Христовой верою. “сюжетным центром, событийной кульминацией Повести временных лет, конечно же, служит история крещения Руси” (Виролайнен М.Н. Автор текста истории: Сюжетосложение в летописи // Автор и текст: Сборник статей [Петербургский сборник. Вып. 2]. СПб., 1996. С. 39).
ПВЛ — летописный свод, в написании которого участвовало несколько книжников второй половины XI – начала XII в.; тем не менее, интерпретация ее как единого, целостного текста вполне оправданна. Именно так она должна была осознаваться (и осознавалась) древнерусскими книжниками: свидетельством этому является и включение имени Нестора как автора в заглавие Хлебниковского списка, сохранившего, как принято считать, текст позднейшей (не несторовской), третьей редакции ПВЛ, и отношение русского летописца XV в. к другому книжнику – к “великому Селивестру Выдобыжскому” (нелицеприятному и неподкупному свидетелю, занесшему в свой труд “вся добраа и недобраа”, ничего “не украшая”) как к составителю ПВЛ в целом (ПСРЛ. Т. 11. СПб., 1897. С. 211). На оправданности такого исследовательского подхода к ПВЛ настаивал И.П.Еремин в своей книге “”Повесть временных лет”: Проблемы ее историко-литературного изучения” (Л. 1947. С. 9); относительно недавно его аргументы были повторены А.А.Шайкиным (Шайкин А.А. “Се повести временьных лет...”: От Кия до Мономаха. М., 1989. С. 11, 211-212).
Именование Владимира Святославича новым Константином содержится в некрологической статье ПВЛ под 6522 (1015) г. : “Се есть новый Костянтинъ великого Рима, иже крестивъся сам и люди своя: тако и сь створи подобно ему” (Повесть временных лет. Изд. 2-ое, испр. и доп. СПб., 1996. (Серия “Литературные памятники”). С. 58. Далее ПВЛ цитируется по этому изданию с указанием страниц в тексте. ПВЛ и другие славянские тексты цитируются в упрощенной орфографии.).
Это сопоставление проводится уже в древнерусских текстах XI в., созданных ранее, чем ПВЛ: трижды уподобляется русский правитель римскому императору в “Памяти и похвале князю русскому Владимиру” Иакова мниха; сравнивает Владимира с Константином и митрополит Иларион в “Слове о Законе и Благодати”.
Параллель “Владимир — Константин Великий”, содержащаяся в этих текстах, неоднократно истолковывалась исследователями как формальная, поверхностная. ............
