Монархия означающего Алексей Плуцер-Сарно о мифологии российской власти 1. Наслаждение тираном
    В любом типе общества - и в демократическом, и в тоталитарном - субъекту жестко навязывается целый ряд "регалий". Ему говорят: тебя зовут так-то, ты царь природы, ты должен делать вот это и это, нужно ходить на работу, завести детей и добиться успеха. "Культура" отдает приказы: "ровняйсь", "смирно", "упал и отжался". Конечно, "культура" - понятие не вполне отрефлексированное. Лучше сказать, что в каждый текущий момент субъекту отдает приказы некий Другой, то есть символический авторитет, находящийся в его сознании, но воспринимаемый им в качестве внешней инстанции, именуемой то "культура", то "президент", то "господь". Какая же традиция (инстанция) стоит за этим Другим, мы затрудняемся сказать.
    Пока в рабочем порядке будем считать, что именно этот мнимый Другой и навязывает субъекту всевозможные символы, детерминирующие повседневность. И один из этих символов - государь. Мы будем использовать условно слово "государь", а не "президент" потому что оно символически объединяет в себе человека (сударь), правителя (государь) и страну (государство). Итак, ему, государю, субъект приписывает образ себя самого, в то же время полагая, что перед ним Другой. Единственная разница в том, что в тоталитарном обществе "субъект принимает позицию объекта - инструмента удовольствия Другого"1. Именно в этой точке смены мест субъекта и объекта и таится различие этих двух социальных систем.
    В России "государь" нужен реальному субъекту (народу) прежде всего для того, чтобы воображать себе его ("государя"), чтобы через него обретать свои Желания, чтобы воображаемый "государь" говорил от лица реального субъекта (народа) и чтобы он признал свой народ, внеся тем самым, так сказать, успокоение в смятенную душу субъекта. Приоритет Воображаемого здесь очевиден, Реальное отходит на второй план.
    В России "народ" нужен государю (как реальному субъекту) тоже, чтобы этот реальный государь мог воображать себе этот самый "народ", чтобы мог обретать свои Желания через это Воображаемое и чтобы воображаемый "народ" признал своего государя. То есть русский государь тоже имеет дело с Воображаемым, а не с Реальным. И через это Воображаемое обретает свою смещенную субъектность. Иначе говоря, будучи субъектом, принимает позицию объекта, занимает в пространстве Воображаемого место объекта народной любви. Соответственно, русский воображаемый "народ" дает Наслаждение реальному государю, конституируя его субъектность-объектность. Воображаемый "народ" для реального государя - это и есть Другой, от лица которого он и отдает приказы, интерпретируемые то как злодеяния, то как подвиги. Именно здесь кроется тайна российской "государственной" травмы.
    Искать корни этой травмы в личностном, субъектом - бессмысленно. Применительно к любому государю его "психологический портрет не дает нам никакого ключа к пониманию тех ужасов, которые он вытворял"2. Российская социальная патология конструируется чаще всего не злодеями, а равнодушными бюрократами. Это не индивидуальная патология, а социо-символическая система, существующая в меру нашей убежденности в ее существовании, в ее необходимости. То есть, в конечном счете, субъект (народ) объективирует "государя" сначала как Воображаемое, а затем эта позиция может быть оккупирована Реальностью. ............