На рубеже тысячелетий Юрий Орлицкий
    Двадцатый век и третье тысячелетие своего существования по Рождеству Христову мировая культура встречает в состоянии, самой культурой осознаваемом как безусловно кризисное. Впрочем, это нередко бывало и раньше: так, век тому назад было в ходу даже специальное понятие fin de siecle -- "конец века" (фр.), означающее именно упадническое состояние искусства. В этом как нельзя лучше отразился эсхатологический характер христианского мироощущения, придающего особое значение всякого рода рубежам и канунам, магическим датам и числам и т.п.
    Определённые основания для такого понимания особого характера сегодняшней культурной эпохи, разумеется, есть. Прежде всего, это -- постмодернистское состояние, в котором пребывает мировая культура, в том числе и словесность. Суть её заключается прежде всего в широко распространившемся ощущении окончательной исчерпанности возможностей искусства в его привычном, традиционном понимании. "Всё уже было, всё написано, сказано, придумано до меня и не раз повторено в разных культурных контекстах, -- рассуждает современный художник. -- Ничего нового, оригинального уже не создашь, поэтому можно только оперировать уже известными произведениями, сталкивая в пределах одного текста идеи, образы, технические приёмы, разработанные предшественниками из разных стран и эпох".
    Разумеется, для такого ощущения и выбора описанной стратегии необходимо как минимум основательно знать мировую традицию во всех её проявлениях и вариантах. Поэтому читателю так называемой массовой литературы постмодернистская ситуация не страшна: тот, кто прочитал за всю жизнь всего несколько книг, не имеет оснований опасаться гнёта многовекового культурного опыта, он способен как художественное открытие воспринимать любой латиноамериканский сериал, любовный роман, детективный роман или фантастический триллер.
    Это немаловажная оговорка, поскольку в современном мире разрыв между читателем-интеллектуалом и потребителем массовой культуры становится всё больше и больше. С одной стороны, элитарная культура требует от своего ценителя всё больших знаний и культурного опыта, с другой -- нарастает количество читателей, чьи требования к литературе ограничиваются занимательностью и остротой сюжета: степень вовлечённости человека в насыщенную событиями и набирающую обороты жизнь не оставляет ему ни времени, ни сил на серьёзное восприятие литературы как искусства, а не как одного из видов развлечения.
    Расцвет массовой литературы проявляется не только в постоянном росте её тиражей, но и в выработке точно рассчитанного ассортимента жанров и технологий. Современная массовая литература оперирует с вполне определёнными, достаточно жёсткими канонами построения романа-мелодрамы (или женского романа), детективного романа, фантастического романа, мистического романа ужасов, исторического и историко-биографического романа, юмористического романа, эротического романа.
    При этом вполне определённым является не только идеальное количество персонажей и их амплуа, но и количество страниц, диктуемое в первую очередь издательскими требованиями. Таким образом, в массовой литературе на смену прежней градации жанров по масштабу охвата материала: "эпопея -- роман -- повесть" приходит новая: роман в 20 листов -- в 40 листов -- в 60 листов; в двух томах и так далее.
    В число особо популярных книг при этом нередко попадают произведения, подвергнутые экранизации; одно из недавних порождений всё возрастающего обратного влияния кино- и телекультуры на словесность -- книги, написанные вслед фильмам, причём не собственно сценарии, а именно сделанные с экрана записи кинотекста, выходящие в свет как литературное произведение, вторичное по отношению к экранному тексту. ............