Разрывы в метафоре: табу, фобия, фетишизм К. РАБАН Передача, перенос, метафора... Строго говоря, метафора должна быть средством передачи, переноса знаний, умений, способностей и пр. Психоанализу издавна известен особый способ передачи - отцовство или иначе - "отцовская метафора"1, Однако он нередко пользуется антифразой или идеалом как противоядием симптому и отрицанием налично данного - а это свидетельствует как раз об отсутствии метафоры, об отказе от самого акта передачи. Метафора - это передача, но в ней постоянно обнаруживаются разрывы. Здесь мы будем говорить о трех главных формах разрывов внутри симптома и его разновидностей. Если оставить в стороне психозы, то самыми главными и вместе с тем самыми привычными формами таких разрывов окажутся табу, фобии и фетишизм. Эта триада представляет собою не что иное, как дифференциал обычного симптома. Табу есть нечто такое, что находится по эту сторону запрета, по эту сторону явленного и признанного; оно погружено в неявную заторможенность, в чуждую очевидности предопределенность, в автоматизм случайного и невольного. Табу - это разрыв в социальной ткани, но также и в жизни индивида, это разъятие в потоке истории, но также и в движении мысли. Табу для текста - стена, для мысли - препятствие, для истории, разума - камень преткновения. Табу - это как бы сама антиметафора. Но табу, содержащее в себе словесное предостережение (здесь западня, эти жесты и эти имена - запретны), предполагает сообщество говорящих людей, а тем самым и действенные санкции за неизбежные нарушения запретов и пагубные последствия таких нарушений. Фобия в чем-то сходна с табу, однако она уникальна и сокровенна: она умалчивает и о своих принципах, и о своих санкциях. Тот, кто страдает фобиями, чаще всего скрывает их как преступление. Что касается фетишизма, то он запрещает лишь то, что не подчиняется условиям наслаждения фетишем. Фетиш предельно изощряет умение наслаждаться, а потому его приходится хранить в тайне от других, передавая лишь непосредственно, с глазу на глаз, по секрету - от посвященного к посвященному. Фетиш не рождает ни связи, ни прорыва в новое; ослепленный фетишизмом взор создает метафору здесь и теперь, как место памяти о невозможном, о том, что угрожает нам всегда - даже когда кажется завоеванным и навсегда побежденным. Само слово "табу" пришло к нам из тех далеких краев, которые изучались путешественниками в конце XVIII в2. Оно обозначает те сдвиги, раны, зияния, которые возникли в западном культурном пространстве где-то между последними вскриками одержимых луденских монахинь3 и грандиозной разверткой новых законодательств, учреждавших республики или демократии (или же все то, что было им противоположно). Табу - это закон, который еще не свободен от магии, но уже доступен истолкованию как другое нового, рационального закона. Табу - это разновидность безымянного закона, который постоянно грозил западной культуре и преследовал ее, словно призрак. Психоанализ, который, как известно, охотно заимствует любую попавшуюся под руку терминологию, нашел удачное применение (за рамками "примитивных" культур) и для термина "табу". А именно он внедрил табу в душу современного человека и раскрыл в ней не ведающее о себе самом наслаждение. Табу, по определению Фрейда, есть то, что вызывает "священный ужас" (heiliger Scheu)4. Табу - это безымянный и беспричинный закон, который должен представлять и воплощать то, что само себя запрещает, причем не в силу религиозных заповедей или моральных предписаний. ............