Репетиция Апокалипсиса: шествие за призраком. Архетипический мотив в русской культуре 1917-1918 гг.
    Е.А. Ермолин
    Исторические конвульсии будят память о главных, архетипических текстах культуры, об ее извечных символах. Таким пароксизмом, актуализировавшим чувство вечного, стал 1917 год. Словно бы самоупразднилась длинная, медлительная история - и из текущего ее момента открылся выход к метаисторическому измерению бытия. Раздирается завеса между феноменальным и ноуменальным, и внезапному свидетелю открывается непостижимый трансцензус. В беге телеграфной ленты, в шуме и ярости кровавого дня старались угадать вечное содержание, узреть сокровенный и непреходящий смысл. Разбушевавшееся эсхатологическое чувство влекло очевидцев эпохи к апокалипсическим откровениям.
    На Руси апокалипсис не в новость. Он нередко становился в повестку дня, предчувствовался и угадывался. В бедах и неурядицах вновь и вновь узнавали знаки того, что подступили последние времена. XX век дал новую пищу этим настроениям. Катастрофическая повседневность отразилась в духовном опыте ощущением исчерпанности старой культуры и жизни, разоблачением симптомов близкого конца времен и качественной перемены бытия. Грандиозные потрясения, чудовищные разломы в социосфере невероятно обострили мистическое чувство (или его суррогаты), выдвинули на первый план в культуре духовидца-апокалиптика.
    Уже первые годы нового века проходят в поисках и брожении. В России сгущается атмосфера предчувствий, предощущений, выражаемых по-разному, но сводимых, пожалуй, к одному идейному знаменателю: существующие формы жизни не имеют оправдания свыше, они онтологически недостоверны. Художники-символисты и участники религиозно-философских собраний, мистики-сектанты и декаденты, революционеры и ницшеанцы вместе и порознь сходятся на этом.
    Когда к концу 1910-х годов разразилась цивилизационная катастрофа, мало кто избежал драматического опознания в происходящих событиях вести о конца эона. Не было недостатка и в прямом использовании образов и тем Откровения Иоанна Богослова. Позднее Н.Бердяев скажет о "людях, принявших внутрь себя революцию, ее мучительно переживающих и возвышающихся над ее повседневной борьбой", которые судят о происходящем катаклизме с "религиозно-апокалиптической и историософской точки зрения" и видят, что "смысл революции есть внутренний апокалипсис истории" [1.С.106-107].
    Случившийся кризис неизбежно ставил на новое обсуждение вопрос о судьбе России, об ее предназначении и реальном участии в разрешении судеб человечества. В начале XX века лейтмотивом эпохи стал вывод о гибели России, о катастрофическом завершении российской истории.
    Консерваторы, ценившие формы прежней русской культуры, оплакивают гибель родины. "Жизнь есть Дом. А дом должен быть тепел, удобен и кругл". И вот дом рухнул. После душераздирающего представления пора бы "одевать шубы и возвращаться домой. Оглянулись. Но ни шуб, ни домов не оказалось". Холодно,- "это ужасное замерзание ночью..." Темно. Русского дома больше нет. "Смерть, могила для 1/6 части земной суши. (...) "Былая Русь"... Как это выговорить? А уже выговаривается.(...) Значит, Бог не захотел более быть Руси. Он гонит ее из-под солнца. "Уйдите, ненужные люди", - так приобщает события и факты личного опыта к масштабу вечности Василий Розанов в своей книге "Апокалипсис нашего времени", вышедшей в свет десятью выпусками в 1917-1918 годах. ............