Сверхчеловек Ницше Вяч.Вс. Иванов
    Специалисты сомневаются в том, насколько серьезно Владимир Соловьев читал Ницше. Едва ли, однако, можно сомневаться в том, что он внимательно прочел "Так говорил Заратустра", уже ставшую одной из самых популярной книг в России. Ему казалось, что это направление, связанное с идеей сверхчеловека, принадлежит к наиболее плодотворным. Но Соловьев критиковал Ницше за неверный с его точки зрения подход к выбору конкретного воплощения этой идеи. Для чего нужно искать экзотического вымышленного персонажа на Древнем Востоке? Для Соловьева несомненным было, что в истории был уже реальный сверхчеловек- Иисус Христос. Христианская интерпретация идеи сверхчеловека, предложенная Соловьевым, развита многими символистами и постсимволистскими авторами. Возвращаясь к проблемам вокруг "Доктора Живаго", заметим, что эта интерпретация Христа лежит в основе рассуждений о христианстве и стихов о Христе в романе. В этом, вероятно, сказалось и воздействие Рильке, вообще много значившего для Пастернака (по собственному его признанию), но особенно повлиявшего на стихи из романа.
    Рильке (вероятно в большой степени из-за близости с Лу Андреас-Заломе) испытал определенного рода сопереживание с Ницше. Оно не коснулось самых основных мистических черт личности и поэзии Рильке. Но в его отношении к христианству и Христу иногда проскальзывают ноты ницшеанской сверхчеловеческой самоуверенности, как во фразе в письме: ich will mit dem Gott sprechen ohne das Telephon "Christus" (я хочу говорить с Богом без телефона марки Христос). В этом духе Рильке воспринял и русскую духовную традицию. Он серьезно изучает русский язык, сам пишет стихи по-русски (местами напоминающие будущего Пастернака), много читает русских писателей и их переводит (гениальный точный перевод "Выхожу один я на дорогу"- Einsam gehe iсh auf dem Weg, den Leeren), изучает русских художников. Во время двух поездок в Россию, состоявшихся на рубеже 19-го и 20-го веков, Рильке воспринимает православие и русское религиозное искусство, в особенности иконопись, как свидетельство громадного личного духовного опыта. Это он пробует выразить в своем "Часослове" ("Stundenbuch"), написанном от имени русского монаха-иконописца. Отношение этого монаха к Богу подобно тому, что испытывает сам Рильке:
    Ich kreise an Gott, an den uralten Turm
    Und ich kreise Jahrtausendelang,
    Und ich weiss nicht: bin ich ein Falke, ein Sturm
    Oder ein grosser Gesang.
    (Как на древнюю башню я к Богу высоко
    Целое тысячелетье всхожу
    И не знаю, кто я - песнь, гроза или сокол,
    Поднимающийся к рубежу1)
    В "Часослове" это понимание русского религиозного искусства раскрыто в его отличии от католического:
    Ich habe viele Bruder im Sutanen
    In Suden wo im Kloster Lorbeer steht,
    Ich weiss wie menschlich sie Madonen planen
    Und traume oft von jungen Tizianen...
    (Есть много братьев у меня в сутанах
    В тех странах, где стоит в ограде лавр.
    Я знаю о мадоннах их румяных
    И часто думаю о тицианах...)
    Не будет преувеличением, если мы скажем, что начиная с "Часослова" в поэзии, письмах и прозе Рильке сказались те возможности вольного религиозного творчества, которое в большой мере вдохновлялось увиденным и понятым им в России, но при этом в самой России подобная степень свободы по отношению к Богу и ангелам была затруднена всей официальной православной традицией, а отчасти и унаследованными чертами позитивистки мыслившей интеллигенции. ............