Евгений Вахтангов и его направление в театре
Анализировать работу Вахтангова и рассуждать о его направлении в театре относительно молодой человек, живущий в вначале XXl века, может исключительно по сказанному Евгением Багратионовичем, сказанному о нем и его творчестве, проводя сравнения и аналогии. Поскольку в русском театре все меряется «Системой Станиславского», в большинстве случаев я буду соотносится с ней. Заранее оговорюсь, что мое уважение к Константину Сергеевичу и его вкладу в театр действительно безгранично и некоторые сравнения, которые могут быть истолкованы, как критические, будут казаться таковыми (но не являться), так как я пишу о «Евгении Вахтангове и его направлении в театре». Как режиссер, я стремлюсь взять все лучшее у обоих гениев театра.
Направление театра Вахтангова сформулировано как «Фантастический реализм». Я не понимаю этой своеобразной формулировки, но раз она просуществовала сто лет и неоднократно произносилась более образованными и уважаемыми мною людьми, буду употреблять ее как термин. В качестве версии возникновения этого термина я могу выдвинуть следующее: фантастический – значит освобожденный от необходимости быть строго реалистичным. Это скорее говорит об отношении к воссозданию реальности без фанатизма. В этой версии реализма его внешняя граница - между правдивым и неправдивым – открыта фантазии. Нафантазированное запросто может оказаться точнее, убедительнее, а иногда и правдивее самой правды жизни. Если проводить аналогии с реальной жизнью, то этот подход, на мой взгляд, абсолютно оправдан: в экстремальных ситуациях (а другие в театре бессмысленны) человек гораздо чаще проявляет себя парадоксально, чем логично. Одновременно, в значительном количестве источников отмечается удивительная легкость вахтанговского «Фантастического реальзма». Насколько я могу судить, Евгений Багратионович вернул актерам свободу, заложенную в самой природе театра. Он органично объединил все лучшее, что было в театре на тот момент, учел весь позитивный и негативный опыт и сформулировал реализм «с человеческим лицом». Я бы назвал его «Вахтанговский реализм». Самую удачную, на мой взгляд, формулировку выдал Вадим Гаевский: «Острая комбинация житейской подробности и волшебной сказки». В речи Немировича-Данченко «Памяти Вахтангова» можно увидеть более развернутую мысль по этому поводу: «Наверное, мы тяжелили искусство, а Вахтангов это «отяжеление» отбрасывал. Ведь у него было природное свойство во все вносить красивую легкость… Но эта легкость не свидетельствовала о легкомыслии. Нет,- она была в умении передачи легкости. Вот почему он начал бороться с тяжеловесностью Художественного театра, хотя и был пламенным приверженцем системы Станиславского, навсегда оставшийся ее лучшим передатчиком».
Сценический реализм – «правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах» - пробуждает в зрителе эмпатию. Актер, «переживающий» роль, возникающей при этом живой эмоцией увлекает зрителя в зале, заставляет его эмоционально участвовать, сопереживать сценической реальности. Если «проверить» этой формулой «вахтанговский реализм», то обнаружится, что в основе так или иначе – реализм Художественного театра, теоретические и практические наработки Станиславского и Немировича-Данченко. ............
