Часть полного текста документа:Октябрь 1993 года: а был ли расстрел парламента? Сергей Маркедонов Когда-нибудь, спустя много лет, историки назовут российскую буржуазную революцию конца ХХ века "странной". По аналогии со странной войной Англии и Франции против нацистской Германии в 1939 года. И в первом, и во втором случае "странными" оказывались способы и методы войны и революции. В 1939 году из всего многообразия военной техники и вооружений страны западной демократии избрали... листовки. Такой экстравагантный способ ведения боевых действий окрестили "войной конфетти". Не праздный вопрос: а какое словосочетание изберут для характеристики российской буржуазной революции 1990-х гг.? В свое время классик другой революции, социалистической, Владимир Ульянов (Ленин) справедливо заметил, что "всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться". Вероятно, не будет преувеличением назвать последнюю российскую революцию ушедшего века "беззащитной". Она оказалась в состоянии дать старт рыночным преобразованиям в России. Она смогла уничтожить монополию КПСС на власть и саму КПСС не как партию, а как систему управления государством и экономикой. Она оказалась в состоянии побороть Советскую власть (то есть выполнить задачу, которая была не под силу Временному правительству и белому движению). Но российская буржуазная революция не смогла легитимизировать собственные победы, дать идеологическое обоснование самой себе. Более того, ее вожди оказались не в состоянии выполнить важнейшее условие всякой революции - стать ее главными интерпретаторами. Не отсюда ли столь стесняющиеся интонации у представителей российской постсоветской элиты в объяснении причин, предпосылок и последствий событий августа 1991 и особенно октября 1993 годов. Преобразователи России, чей пафос был направлен на ниспровержение коммунистических ценностей и планово-распределительной экономики, оказались мар! ксистами в не меньшей степени, чем их оппоненты. Они посчитали, что изменение экономического базиса, то есть торжество рыночной экономики над мобилизационной, само по себе сделает буржуазную революцию необратимой. А потому идеологическая работа, объяснение исторической роли августа 1991 и октября 1993 года рассматривалась ими как нечто второстепенное, как то, что должно быть принято "по умолчанию". Увы, но конструкторы буржуазной России, называющие себя западниками, на самом деле оказались самыми что ни на есть традиционалистами и пошли к торжеству ценностей рынка и демократии особым российским путем - через преобразования экономики без преобразования идеологии и политического мышления. Представим на секунду, что великий турецкий преобразователь Кемаль Ататюрк отдал бы все силы на изменение экономического фундамента, не тронув священные для каждого мусульманина исламские "основы". Думается, что при таком выборе не получилось бы превращения подданных Османской империи в граждан Турецкой республики. Думается, ограничься кумир наших реформаторов Людвиг Эрхард экономикой без масштабной денацификации, то где-нибудь в 1960 г. какой-нибудь высокорейтинговый федеральный канцлер Германии вполне мог бы произнести спич в том духе, что не все было так плохо в нацистской истории Германии. И что надо помнить не только о концлагерях, но и об автобанах и тысячах рабочих мест для страждущих... Но, как известно, свято место пусто не бывает. ............ |