Полабский язык
    А. Е. Супрун
    Носители полабского языка, потомки славянских племен древян, живших на левом, западном берегу реки Лабы (нем. Эльба), пользовались своим языком вплоть до начала XVIII в. Единственный известный нам грамотный полабянин крестьянин из села Зютен у г. Люхов (на северо-востоке нынешней земли Нижняя Саксония в ФРГ, а в то время в Люнебургском княжестве) - Ян Парум Шульце (1677-1740), когда ему исполнилось сорок, стал вести летопись своей крестьянской жизни. Способный самоучка записывал в пестром порядке события из своего житья-бытья, подчас доходившие до него отголоски событий более крупного масштаба, сведения о погоде и о делах давно прошедших лет, библейские цитаты и собственные рассуждения. "Я решил, - пишет он между прочим в своей хронике, написанной по-немецки, - в этом, 1725 году записать вендский (то есть славянский, полабский. - А. С.) язык для потомства, потому что на этом языке трудно говорить, а также трудно писать. У меня есть датская книга, и там многие слова состоят из тех же букв, как в немецких книгах, а тут вместо Brodt (нем. Brot 'хлеб' - А. С.) я говорю Stjeyb или Pferd (нем. 'конь') - Tjuhn. Тогда надо объяснять, как назьвать (произносить) звуки. Мой дед в свое время много говорил по-вендски, и мой отец, он тоже превосходно знал вендский язык, и оба также хорошо по-немецки говорили. Некоторые люди из стариков говорили наполовину по-вендски, наполовину по-немецки... получается, что слово, которое должно быть позади, выходит вперед, а переднее оказывается позади. У нас вот нынче такая бабушка. Мне 47 лет. Когда я и еще три человека в нашем селе умрут, вероятно, уже никто не будет знать, как по-вендски называлась собака..." И вот Ян Парум Шульце записывает две-три сотни слов, а также ряд отдельных фраз по-полабски, используя средства немецкой графики и орфографии, которую крестьянин-самоучка не очень-то хорошо знал. Но Шульце был прав: в 1756 г. в церковных книгах была действительно отмечена смерть последней женщины, которая еще хорошо говорила по-полабски. Шульце донес до нас не только, как называлась собака по-полабски (у него записано: pijahss, что теперь транскрибируют как p'as и что соответствует нашему пёс), но и стремление носителя языка как-то закрепить его. Правда, стремление это пришло слишком поздно, когда уже по-полабски могло говорить считанное число лиц.
    Сведения о полабском, языке дошли до нас не только от Шульце. Километрах в пяти от Люхова на берегу той же речки Етце в Вустрове пастор Христиан Хенниг (1649-1719) к тому времени уже составил довольно большой (около трех тысяч слов) немецко-полабский словарь, записал полабскую свадебную песню (с нотами) и зафиксировал по-полабски текст молитвы "Отче наш. Х. Хенниг родом был из городка Несен недалеко от Виттенберга (ныне на западе округа Коттбус в ГДР) и, возможно, еще с детских лет сталкивался со славянской речью, что и вызвало позже интерес к "вымиравшему" языку. Хенниг знал некоторые ранние серболужицкие издания, но идти по пути серболужицких книг и создавать полабскую орфографию было уже не для кого. Приступив к должности, вустровский пастор стал записывать местные слова и обычаи, но записи его сгорели на пожаре в 1691 г. Тогда при помощи кленовского крестьянина Янишге Хенниг Хенниг приступает к работе вновь и составляет большой словарь языка полабских древян. ............