Часть полного текста документа:I?aaineaaiue Nayoi-Oeoiiianeee Aiaineianeee Einoeooo IV курс, заочное отделение Катехизаторский Факультет ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЦЕРКВИ Книжная справа в первой половине XVII века и при патриархе Никоне. Ее влияние на последующие события старообрядческого раскола. Ai?aoiia A. A. Iineaa, 1997 / 1998 г. ПЛАН 1. Предпосылки книжной справы 2. Исправление богослужебных книг в период междупатриаршества. 3. Книжное дело при патриархах Филарете, Иосафе и Иосифе. 4. Исправление книг патриархом Никоном. 5. Реакция духовенства и мирян на обрядовую и книжную реформы. Проблема правильности и однообразия богослужебных книг во всей её остроте встала перед русской церковью начиная со второй половины XVI века после выхода в свет первых печатных книг. Для их тиражирования необходимо было отобрать рукописные оригиналы с минимальным количеством ошибок и описок. Испорченность большинства богослужебных книг была бесспорным фактом и поэтому уже Стоглавый собор рекомендовал к употреблению и переписыванию только "добрые переводы" [1, c. 114]. Но критерий правильности так и не был найден. Поэтому переписчики и первопечатники выбирали наилучшую копию, исходя из субъективного представления о качестве и авторитетности той или иной книги, иногда сличая её с другими доступными славянскими списками. Вопрос об обращении к греческим оригиналам в первые десятилетия книгопечатания поставлен не был из-за малообразованности духовенства и профессиональных переписчиков, а также вследствие фактического отсутствия школьного образования. Ещё одним стимулом к скорейшему исправлению церковной и обрядовой жизни была концепция "Москва - III Рим", согласно которой Москва является непосредственной преемницей византийской теократии, а царь российский становится "единым вселенским православным царем всех христиан" [2, c. 121]. Эти горделивые национальные амбиции, вырывавшие Русскую Церковь из соборного единства, смогли вырасти до размеров государственной идеологии вследствии всего хода истории, постепенно подведшей сознание русской интеллектуальной элиты к идее особого мессианского пути русского народа [см. 3, c. 30]. Обострение эсхатологических ожиданий в XVII в., трудности православия в Польше и на Ближнем Востоке, укрепление Российской государственности - все это не могло не укрепить русского человека в убеждении в том, что именно России предстоит спасти христианство и стать вселенским центром мессианского царства. "Не мы ли Израиль истинный, люди христианские?", - писал справщик Печатного Двора Шестак Мартемьянов в трактате о единогласии - острейшем вопросе литургической жизни русской церкви того времени [3, c. 118]. Но ни глубина познания вероучительных истин, ни чистота богослужебной жизни, ни наличие просвещения и культуры не соответствовали государственным претензиям мирового масштаба. В то же время замкнутая провинциальная среда российской глубинки, осознавая себя центром и последним оплотом православия, враждебно относилась к приходящим ученым чужакам [см. 2, c. 121], опасаясь еретических веяний. Так, в диспуте с греческим патриархом Паисием Троицкий монах Арсений Суханов, обвиняя греков во многих "еретических" прегрешениях, утверждает уже непосредственное церковное преемство: "мы веру приняли от Бога, а не от вас и крещение приняли изначала от св. апостола Андрея, а не от вас... ............ |