Часть полного текста документа:Критика понятия "объект правоотношения" Иванов Святослав Сергеевич, аспирант кафедры гражданского права Кубанского государственного аграрного университета[1] Дореволюционные российские правоведы, имея необходимость затронуть вопрос об объектах прав, редко пользовались словосочетанием "объект правоотношения". Едва ли не единственным случаем является словоупотребление Г.Ф.Шершеневича, исследовавшего "объект юридического отношения" в качестве "повода", по которому оно возникает[2]. Говорил об объектах юридических отношений и И.М.Тютрюмов[3]. Н.Н.Алексеев, хотя и отнес вопрос об объекте в раздел учения о правоотношении, тем не менее ставил его как вопрос об объекте права[4]. Из прочтения данных авторов следует, что объект они рассматривали как необходимый элемент правоотношения, принадлежащий ему в качестве оппозиции другого элемента - субъекта, а не как объект направленности собственно правоотношения. В советское время развитию практики употребления словосочетания "объект правоотношения" немало поспособствовало такое вытекающее из взглядов Гегеля и Маркса следствие, как рассмотрение всякого, включая право собственности и вещные права, субъективного права в контексте правоотношения - поворот, который имел место в юридической науке в конце XIX века "не без влияния идеологических постулатов марксизма, рассматривавшего правовые отношения как вид общественных, т.е. междулюдских отношений".[5] Этот поворот начался, как надо думать, с работ германских цивилистов Виндшейда, Бирлинга, Тона, Шлоссмана[6], а в отечественном праве с наибольшей силой заявил о себе после революции в ставшей классической работе В.К.Райхера, посвященной абсолютным и относительным правам[7]. С течением времени получилось так, что вопрос об объекте, принадлежащем правоотношению, как-то сам собой подменился вопросом об объекте, на который правоотношение, отождествляемое здесь с правом и обязанностью, направлено[8]. Однако создается впечатление, что поиск объекта именно у правоотношения как раз и не дает возможности найти такой объект. Действительно, правоотношение, представляющее собой связь субъектов, права и обязанности, отделяемо от них только мысленно и в этом смысле абстрактно, т.е., располагаясь на идеальном уровне, позволяет выдавать за субъект-объектную любую связь. Более того, поиск реального объекта явления на идеальном уровне неотвратимо начинает подменяться поиском оправдания этого явления; вместо наличного объекта пытаются найти цель, должный объект[9]. И здесь, конечно, прав Д.Д.Гримм, предостерегавший от смешения "объекта в смысле элемента отношения" "с объектом в смысле общей цели, которая имеет быть достигнута при посредстве установления данного абстрактного типа, данного юридического института"[10], и критиковавший Бирлинга, прямо провозглашавшего тождество объекта и цели[11]. Из такое отождествления, кажется, проистекают и участившиеся в последнее время конвенционалистские призывы, которые допустимы там, где речь идет не о явлениях, а об описаниях этих явлений, т.е. где само явление предполагается существующим. При этом упускается из виду, что право как воля есть явление реального мира, хотя и весьма своеобразное[12], а не часть такого описания, т.е. требует изучения и собственного описания[13] (под описанием здесь понимается характеристика наличного явления, т.е. ............ |